За то время, что Гилкрист был приставлен в столичное заведение, муштры с него хватило сполна, а вот привычка просыпаться с первыми лучами все же осталась. Вернее, она в несколько измененном виде влилась в домашний ритм жизни: Андерс все также исправно поднимал голову, стоило солнцу посветлить слегка небо, растерянно озирался по сторонам, вспоминал, что его уже давно не окружают казарменные стены и с блаженством откидывался на атласные — он все-таки был большим эстетом — простыни. Это утро могло бы стать таким же прекрасным. Накануне мужчина полночи провел не в объятиях какой-нибудь красавицы, как уже успел привыкнуть за свое долгое отсутствие, а в плену у собственного сознания. К полуночи решение рассказать Кэтерин правду о своей симпатии уже не казалось таким необдуманным и спешным. Ведь если отбросить все проблемные места его младшей сестры, на деле она была не более, чем самой обычной девушкой. Правда, был у Кэтерин один несущественный недостаток: если уж ей понравилась мысль, мисс Лестер привыкла ее думать. А думать она могла продолжительно. Пожалуй, это единственное, что удавалось большинству дочерей Лестера делать продолжительно, но без последствий выходили только у Анастасии... Андерс усмехнулся про себя и упоенно прикрыл глаза, не спеша выбираться из теплой постели. Солнце просачивалось сквозь открытое окно и рисовало в воображении мужчины самые трогательные и...поглощающие сцены. Мужчина незаметно для себя приглушенно и низко замурлыкал. А еще Кэтерин всегда умела выбирать нужный момент. Дверь с грохотом отворилась, сообщая хозяину, что она пережила уже слишком долгие лета в этом доме и встречала слишком многих женщин. Иногда Гилкрист не жалел, к слову заметить, что не знал своих родителей, потому что не сомневался: второй женщины, подобной Кэтерин (а в том, что она была бы именно таковой, Андерс не сомневался) он не смог бы терпеть в своей жизни столь же безнаказанно. Сейчас утренний визит разрушил все его сладкие грезы. Молодой человек в этот момент полушёпотом произнёс имя своей драгоценной, будто бы ждал, что сейчас из-за этой двери по какой-то роковой случайности появится именно она. Но, думается, на его же счастье сейчас их пути не сошлись... Ясный рассудок еще не совсем к нему вернулся, поэтому слова Кэтерин звучали как-то отдаленно. Хотя это и казалось невозможным, учитывая мелодичный и по истине театральный голос сестры. Мужчина поднял на нее затуманенный взгляд, провел ладонью от макушки головы, вскинув влажные светлые пряди, к лицу и оторвался таки от манящих подушек, суливших приятное продолжение утренним видениям.
— Доброе утро, Кэтерин, ты сегодня выглядишь настолько чудесно, — по-кошачьи сощуренные глаза проследили за всеми пикантными деталями в облачении сестры, исключив, разве что, халат, — что безусловно будоражишь мое воображение, милая.
Эти слова сопровождались все тем же тоном, который с надеждой произносил полминуты назад имя той, что обычно не позволяет себе приходить сюда. Кое-где даже прослеживались нотки старательно прикрываемого мурлыканья.
— Кстати, твой отец все еще против, что ты с такой педантичностью любишь посещать мои покои по утрам в столь приглядном для меня виде и любоваться на мое постепенное пробуждение со всеми вытекающими? — И мужчина, по-прежнему не изменяя манере так любимых ему животных, изысканно и медленно потянулся, верный привычке аристократов и просто мужчин, на которых не грех любоваться женщинам. И в конце концов в качестве каллиграфической точки для своих слов отбросил в сторону одеяло, очень неторопливо смещаясь с кровати.

Отредактировано Anders Gilchrist (2016-05-12 21:48:43)

Малютка Кэтерин, сколько Андерс её помнил, была избирательна во многих (почти что во всех) вещах: начиная от выбора игрушек, атласных лент, украшений наконец, девочка ведь взрослела, и заканчивая уникально гармоничным для ситуации тоном. Особенно, если в ситуации был замешан мужчина. По-девичьи негодующие нотки в голосе, которые утверждались сладким характером и копной волос, молодой человек понял: разговор пойдет не о любви!.. И оказался близок к истине. Гилкрист принадлежал к породе тех мужчин, которые видят смысл своей жизни в угоду женщинам. Поэтому они с лёгкостью прощали прекрасному полу их маленькие капризы, а с возрастом, которого Андерс уже по счастью достиг, учились даже получать от них толику самовлюбленного удовольствия, принимая возмущенно-невинные замечания красавиц за чистую лесть. Впрочем, что-то подобное в словах младшей сестры определенно было. И в смущенных взглядах, которые она бросала на него сейчас!.. Андерсу не оставалось ничего другого, как стоически...рассмеяться бесполезным усилиям одной из горячо любимых ему Лестеров прибегнуть к помощи постели немного не в том контексте, на который хочется рассчитывать с утра, наедине...
— Кэтерин, любовь моя, — театрализованно поклонившись в попытках увернуться от настырных телодвижений сестры с одеялом в руках, завел мужчина — драгоценность моего сердца, неужели ты хочешь потратить такое прекрасное утро на это унылое, бесполезное занятие, когда мы можем провести его с большим удовольствием друг для друга. Тем более, далеко идти не придется, тебе ведь всегда нравилась моя спальня...
А еще молодой Гилкрист был очень рисковым человеком. Как истинный сын века, он рискова-ал! Рисковал угодить в немилость родовитым господам, бросить тень на давших ему приют Лестеров (отчасти, именно из-за этого нынешний глава рода временами так тщательно скрыто его недолюбливал), лишиться чести и жизни в очередной кабацкой драке, хотя они уже и казались пережитком не самой аутентичной страницы прошлого. И рисковал сейчас ощутить на себе в полной мере то, что его младшая сестра в силу юности и неопытности (а может и смелых взглядов в будущее) считала лучшими своими ласками. Но удар изящной ручки пришёлся на воздух. Когда Андерс уже почти готов был принять правила, Кэтерин уже решила их переменить вместе с собственной тактикой. Никогда ещё женские бастионы не падали так неизящно к его ногам и в его постель. Всплеснув руками, вскинув роскошные кудри так, что халат снова начал существовать почти отдельно от хозяйки, чему брат был ничуть не раздосадован, младшая Лестер вздумала потеснить его под одеялом. Это приятное обещание еще большей близости (хотя, на ее отсутствие в их...непростых отношениях жаловаться не приходилось!) побудило мужчину совершить по истине мужской поступок: безоговорочно, безропотно сдаться красавице-победительнице и ждать от нее хотя бы толику милости.
— Если я скажу, — поверженным полушепотом произнес Андерс, поднимаясь на локтях и наклоняясь к шее девушки, — что она очень похожа на тебя, а ты для меня — слишком святое, недостижимое, — пальцы мужчины скользнули к пряди волос и чуть потянули за нее — чтобы я мог позволить себе, мог осмелиться прикоснуться к тебе, сердце мое?

Ну конечно же, ты будешь кричать. И не только. Помимо капельки, совсем малой капли, мужского тщеславия, которое всё же зачастую играло в разуме Андерса, в нём всегда оставалось место для почтительной братской привязанности к этому маленькому незатейливому экземпляру Лестеровских трудов. Возможно, если бы он был с ней чуть менее близок, у них вполне могло бы что-то да выйти. Но к несчастью Кэтерин всегда чересчур сильно любила братца. А он, разумеется, как воспитанный джентльмен отвечал ей тем же. Именно поэтому сейчас, наклоняясь к самому лицу пышноволосой красавицы, молодой Гилкрист ловил каждое её слово практически собственными губами. Его глаза не отрываясь ловили её глаза. Этот нетактильный и совершенно бестактный поцелуй, приправленный ариями взглядов, достойных помпезных работ Пёрселла, на расстоянии сантиметра мог длиться бесконечно долго. Если бы у Андерса, на правах мужчины и старшего, не хватило бы наглости его прервать. Губы мужчины, напряжённые в улыбке, мягко сомкнулись на шее сестры, подавив в этом неслучайном касании вольный задиристый смешок.
— Как ты сказала? Упиваться любовью? О-ля-ля, — звонко отозвался Гилкрист, проявляя при этом чудеса своей благородной натуры: опершись локтем об атласные простыни по левую руку Кэтерин, он с великодушным сердцем дал девушке свободу. Из уст мужчины всё ещё звучал заливистый смех, пока он, повторяя ленивые потягивающиеся движения, от которых Кэтерин так неуместно его оторвала, устраивался сбоку от сестры. Благо, — старик Лестер был очень щедр с тогдашним мальчишкой — кровать позволяла. — Беги же, беги, — Улыбка с не сходила и с глаз Андерса в этот момент. — Уверен, твой отец, услышав о том, что только что произошло между нами, поспешит избавиться от меня. Или решит женить нас, как тебе такой расклад, о королева моей жизни?
И мужчина, забавно щурясь, подмигнул душевно обиженной красавице. К сожалению, мужчиной он был больше, чем братом. Его так увлекала её обиженная мордашка: этот милый вздёрнутый носик, по которому в детстве не раз прилетало чем-нибудь тяжёлым за неуёмное любопытство!.. Что ж, нужно признать, что такое начало предвещало хороший день! Выражение на лице Андерса замерло, добавляя к внешнему виду молодого человека ту необходимую каждому юноше деталь, которая делала его ну просто невыносимым в глазах женщин, способных уже или ещё испытывать что-то похожее на-а желание. Гилкрист, внявший стенаниям сестры, сейчас упивался собственным обаянием: скрестив руки за головой, он пролежал совсем недолго, играя глазами вслед за солнечными зайчиками. И всем своим видом не замечал присутствия Кэтерин. А потом мужчину привлёк кусок балдахина, свисавший с кровати. Талантливо имитируя кошачьи повадки, он принялся цеплять лёгкую ткань, перебирая её длинными пальцами, пока сидящая рядом девушка продолжала оскорблённо дуть губки, как наверняка учила бы её матушка. Будь она, конечно, жива. Андерс усмехнулся: нет, всё же никто так виртуозно не воспитал бы в Кэтерин женщину, как это удалось сделать её обожаемому отцу.
— Что такое, драгоценность моя? — полушёпотом отозвался Гилкрист как раз в тот момент, когда в его пальцы в очередной раз угодил балдахин, который мужчина поспешил, очертив полудугой, выпустить в воздух. — Неужели ты веришь, что она-а-а, — ткань отозвалась резким, но протяжным звуком — способна вытеснить тебя из моего сердца? Присвоить место, которое столько лет назад было безвозвратно и законно отдано только одной из сестёр? Ты считаешь, что согретое тобою сердце способно...как ты говорила?...преда-ать?